Павел сидел в кабинете Котова и не мог унять своё негодование. Спорить и что-то доказывать не было никакого смысла: налицо авария, которая только чудом не привела к летальному исходу. Пробило шланги, которые он сам, вот этими руками, установил. Из-за них, вот этих рук, чуть не погиб человек.
Павел смотрел на свои руки, растопырив пальцы, а внутри всё опустилось тяжёлым камнем, даже дышать было тяжело, да и не сильно хотелось. Что ему теперь делать? В подмастерье податься к тем, кого он сам когда-то учил профессии? Подержать отвёртку, колесо поменять? Хотя, даже поменять колесо он уже не достоин, нет ему веры. «Нет мне доверия, было — а теперь, кончилось. Всё, сливай масло», — истязал себя Павел.
— Послушай, Павел… На тебе лица нет. Ты поверь мне, да не виню я тебя, так как хорошо знаю. Ну, всякое может быть, даже брак заводской не исключён.
Сергей Дмитриевич смотрел на своего лучшего механика, изредка вздёргивая брови, чаще пряча глаза, устремляя взгляд в стол. Ему было стыдно, он ненавидел себя, как и ситуацию, в которую он попал. Решение отстранить Павла от работы должен принять он, и никто другой, а иначе — проблемы.
— Слушай, Паш, ты в отпуске сколько лет не был? Два года — это точно, а то — всё зимой, да урывками. Ты сходи летом, две недели, с сыном на рыбалку пойдёшь или ещё что…
— Дмитрич, да не смогу я тут работать, лучше по собственному! Как мне в глаза людям смотреть? Нет, всё! Решено!
— Не пущу! Слышишь?
Котов привстал за столом, первый раз глянув на Павла широко открытыми глазами.
— Если ты вздумаешь уйти, то знай — я ухожу тоже! Брошу всё, к чертям собачьим. Мне уж давно пора на пенсию. Прошу, Паш, дай всему устаканиться, две недели прошу. Тут что-то не так, дай время.
Павел ощущал жжение в ступнях. Камень докатился до ног и давил дальше, как будто хотел проломить под ним пол. Он чувствовал, что и сам готов туда провалиться, видя, как за него переживает начальник.
— Если через две недели я ничего не выясню, отпущу. Я тебя понимаю, поэтому не стану препятствовать, просто не смогу.
Павел встал, молча пожал директору руку и пошёл в приёмную, писать заявление.
В этот понедельник он пришёл домой раньше Марины, чему она сильно удивилась. Новости были удручающими, но не возможная потеря работы беспокоила Павла, а позор, который тёмным пятном может лечь на его фамилию, семью, дом.
Не в силах сидеть в доме, Савушкины вышли во двор, где окружающие предметы уже приобретали красноватый оттенок, впитывая в себя вечернее солнце. Марина положила обе ладони на плечо мужу, и смотрела на верхушки деревьев, поедающих оранжевый шар, там, далеко возле самого леса. Где он, тот путь, который ждёт их в этих дебрях жизни? Почему он не покажет правильное направление? Может быть, там — под тем огромным светящимся шаром их дорога, а они остаются здесь, в кромешной темноте, путаясь в траве и тыкаясь в камни, как слепые котята тычутся розовым носом в живот кошки-матери?
Витя выпустил Джека, тот подбежал к Марти и положил лапу на его морду, что уже давно стало ритуалом в их отношениях. Сразу после этого волчонок подошёл к Марине и сел возле её ног. Голубые глаза вглядывались в верхушки далёких деревьев, окрашенных оранжевым закатом. Джек вытянул нос в том направлении, словно пытаясь учуять запах природы, которую он утратил, но она манила его к себе в свои объятия. Уцелевшее ухо, повернутое вперёд, улавливало далёкий шум леса, журчание ручья, голоса животных. Никто в этом не сомневался и не пытался ему мешать. Савушкины дали себе обещание не привыкать к волчонку, чтобы расставание было не таким тяжёлым, но его пришлось нарушить. Он пророс корнями в их души, сплёл их между собой и не отпускал.
Павел посмотрел на Марину, потом на Витю, на Джека, после чего отвёл глаза в сторону и глубоко вздохнул. Общие корни в их душах дали понять каждому без слов, что он хотел сказать. Последний вечер волчонок с ними, завтра он будет дома, где ему и суждено быть. Ждать дольше нельзя, сегодняшние события приблизили грустный момент. Отношения с законом неизбежны, посещения его представителей будут, и не раз. Волчонок не даст никому покоя, его всё равно заберут.
К смежной калитке, как будто ступая по вате, подошла Оля. Она была аккуратна и не задела ни одного куста малины. Еле заметная улыбка застыла на её лице, она так ей дорожила, что не решилась даже поздороваться с соседями, просто молча смотрела на них, стоящих поодаль, залитым вечерним солнечным светом. Павел, Марина, Витя, Марти и Джек смотрели поверх Оли, не в силах оторваться от зрелища, заворожившего их. Лес поглотил светящийся диск, Джек поднял нос, вытянул пасть и попробовал выть, но вместо этого издал лишь смешное тявканье.
Оля сделала звонок Пете Синицыну перед самым закрытием магазина. Он был рад её голосу, она это чувствовала. Теперь секунды, которые, словно метроном, пропускало сквозь себя её сердце, имели свою цену, вес и значимость. Оля затаила улыбку и просто молчала, любуясь своими друзьями.
Калитка тихонько отворилась, во двор Савушкиных вошёл молодой человек. Он закрыл за собой щеколду и окликнул Павла. Это был Сашка Завьялов, он представился и протянул руку в приветственном жесте.
— Павел Сергеевич, очень рад с вами познакомиться. Извините, что в поздний час, я на минуту. Завтра вас вызовут в участок, возможно, будут задавать много вопросов. Прошу вас, слушайте, отвечайте кратко, не делайте сами никаких выводов. И самое главное — не увольняйтесь. Мне нужно несколько дней, прошу дать их мне. Скоро мы узнаем правду.
| К Главе 57 | К Главе 59 |